меня. То и дело на глаза попадались незнакомые грибы, у некоторых шляпки были с ладонь Вепря, а поверху ползали здоровенные слизни. Пару раз мы проходили через небольшие полянки, сплошь заросшие яркой зеленью, будто сейчас не начало осени, а конец весны. Да и листья на деревьях еще не начали желтеть. Природа Бриттланда не спешила готовиться к суровой зиме, а беспечно наслаждалась последними теплыми днями.

Через сплошные кроны дождь пробивался не сразу, хотя внизу все было пропитано влагой и сыростью. Мы почти дышали ей. А от порывов ветра порой сверху прилетал плотный сгусток воды, словно кто-то большой и игривый опрокинул полное ведро.

После морских просторов и горных хребтов в таком месте я чувствовал себя неуютно. Казалось, что вот-вот из-за куста или папоротника выпрыгнет нечто и нападет на нас. Я постоянно оглядывался, выискивал врага, и хотя обычных зверей здесь хватало, ни людей, ни тварей я не приметил. Я даже позавидовал Эгилю Коту, который остался в Сторборге.

Фарлей говорил, что может передать Херлифу наши слова, но Альрик отказался. Сказал, что Херлиф, рожденный и выросший в Бриттланде, вряд ли поверит бритту, и это было правдой. Но я думал, что дело еще и в том, что хёвдинг сам не до конца доверял Фарлею. Недаром же, указания Альрика касались не только Простодушного. Кот должен был держать уши и глаза открытыми и собирать слухи по всему Сторборгу.

Альрик всегда был осторожен. Ну, или чаще всего.

А я считал, что Фарлею стоит доверять. Да, он не говорил нам всего, но и не обманывал. Может быть, я не разбирался в людях так, как хёвдинг, но еще ни разу не было, чтобы я думал о ком-то хорошо, а тот повел бы себя плохо или наоборот.

Так что, когда мне надоело дергаться и оглядываться на шум от взлетающей птицы или треск ветки, я подошел к Фарлею и попросил рассказать еще что-нибудь. Под хорошую историю и идти веселее.

— А про что ты хочешь услышать?

— Да что угодно. Лишь бы интересно.

— О старых богах лучше всех говорит Манвин, он внук жреца. Он сохранил много историй в своей памяти, жаль, что больше в его голове ничего не помещается. Поведаю тебе что-то из прошлого. Мы сейчас находимся на территории страны Ландамэри. Она находилась в самом центре всего Бриттланда и когда-то давно была не такой большой и богатой, в окружении других небольших стран, чьи названия даже не сохранились в памяти. Но постепенно она расширялась. На севере ее сдерживал Норсторван с сильной армией, в которой было много всадников и колесниц.

— Колесницы? Что это?

— Эмм, ну я сам их не видел. Знаю, что это были какие-то телеги на двух колесах, и они были сильнее, чем люди без них.

Телеги… На двух колесах… Неужто она сможет сломать строй крепких хирдманов? Вряд ли, иначе бы норды не завоевали так легко Норсторван.

— На юге крепкий Вестурбрет. Зато восточные мелкие страны не смогли сопротивляться Ландамэри и стали ее частью. А вот на западе не было никакой страны, как нет ее и сейчас, но ни Ландамэри, ни норды не могут ступить на те земли.

— Это почему же? — нетерпеливо спросил я, не дождавшись пояснений.

— На западе Ландамэри и на севере Норсторвана находятся дикие земли. Так их называли прежде бритты, так их называют сейчас норды. Наверное, если бы норды всерьез захотели, то они смогли бы захватить их, просто нет никакого резона. Там нет городов, нет нормальных деревень, только дикие малахи, а их не так просто поймать. Они не выставляют войско против войска, но стоит войти в их леса, как в любой момент жди смерти. Малахи хороши в ловушках, засадах и стрельбе. Они носят короткие луки, которые отправляют стрелу всего на два десятка шагов, но в лесу дальше и не надо.

Позади кто-то наступил на ветку, и от ее треска я чуть не подпрыгнул. Показалось, будто тетива лука щелкнула.

— Хуже всего, что они макают наконечники своих стрел в какой-то яд, и хоть человек от него сразу не помирает, зато рана почти никогда не заживает сама по себе, мясо в этом месте начинает гнить, гноится, и если не получить новую руну, даже хускарл может помереть. А еще после получения первой руны они наносят на лицо или тело несмываемый рисунок. И с каждой новой руной рисунков становится все больше. Так что чем меньше видно кожи, тем больше рун у этого человека.

Это как татуировка на руке у Тулле?

— Я слышал про два случая, когда сильные хирды входили на земли малахов, но ни один из них не вернулся.

— Если они такие сильные, почему не нападают на деревни и города?

— Возможно, потому что их сила действует только в лесах? Без защиты деревьев их можно перестрелять из длинных луков или выставить против них строй, они не привыкли сражаться в строю.

— А ты уверен, что их нет в этом лесу?

— Если бы были, нас бы уже не было в живых.

От историй Фарлея стало еще тошнее, и я уже не мог дождаться, когда ж мы доберемся до этих бриттов. И зачем они только забились в такую глушь? Уже полтора дня идем по лесу, а ни следа человека не видно. И еще мне было интересно, как безрунный Фарлей умудрялся пробираться сюда в одиночку, да не единожды, а много раз.

— Поселения свободных бриттов очень небольшие, — вдруг сказал Рыжий. — Редко в каком больше двух десятков человек, иначе будет сложно прокормиться. Скот в лесу особо не поразводишь, полей не вспашешь. Обычно делают небольшие делянки-огородики да растят неприхотливых коз, которым что траву жевать, что кору глодать. И мы уже прошли несколько таких мест. Я вас веду в самое крупное поселение, где больше ста жителей.

— Это что же, во всех лесах Бриттланда столько диких бриттов? — спросил Альрик. Кажется, ему тоже было не по себе.

— Три года назад нас было много. А сейчас — кто знает. Как обойти весь Бриттланд и проверить в каждом лесу? Многие забились в такую глушь, что и не отыщешь. Ну, вот и пришли.

Мы подошли к частоколу в полтора роста. Издали он смотрелся крепким, но вблизи я увидел и расшатанные колья, и наклонившиеся местами участки. Фарлей крикнул, мол, открывайте, Рыжий пришел. С той стороны что-то бумкнуло, кто-то взвизгнул, негромкая ругань, наконец, одну половину отворили, и мы вошли.

Мда… Фарлей явно много чего недоговаривал.

Это была